На перроне было пустынно, лишь свежий ветерок весело гонял мусор и поднимал клубы пыли у грязных, обшарпанных революционным лихолетьем вокзальных стен. Да трепетал обрывки насмерть приклеенных газет, что виднелись на толстой тумбе, служившей информационным обеспечением местного люда.
— Я не иудей, как вы считаете. Да и в руководстве нашей партии нет иудеев, хотя евреев достаточно, даже много. Если судить по введенной раньше, при царе, процентной норме для нас. Вы же советских людей национальностью не измеряли. Ведь так?
— И еще одно — в течение этого полугода множество сибиряков и казаков было арестовано или депортировано из отходящих к нам областей. Сибирское правительство озабочено их судьбой и настоятельно требует их возвращения на постоянное место жительства. Вы не имеете право распоряжаться жизнями граждан другого государства по собственному разумению и исходя из государственной политики. Мы продолжаем требовать их немедленного возвращения, немедленного! Независимо от того, какие деяния ваши чекисты им инкриминируют…
Иметь в своем тылу белых, которые жаждут смешать с дерьмом большевиков за все их чудовищные преступления, безжалостно раздавить, как вонючего клопа, — для красной Москвы то еще удовольствие. Оголять фронт большевики не станут, что на юге, что в Сибири, слишком велика для них будет цена поражения, что в войне на три фронта весьма вероятно.
— Вот очень похожие драгоценности его тещи, что были изъяты при обыске, — Бокий пододвинул несколько украшений, цепочку с кулонами, пару перстней, серьги.