— Ты, Глеб, особо проследи, чтоб ей целый вагон выделили, лучше два. Пусть свои кадушки и фикусы забирает, да всех своих кошек в придачу. Берет все, что потребуется. Да самарских товарищей предупреди — пусть дают ей все, что захочет. И глаз не спускают! Чтоб ни один волос с головы не упал! Иначе все под трибунал пойдут!
На правой стороне, по набережной была растянута длинная казачья цепь, а двухэтажное здание прогимназии Гайдук, стоящее как раз напротив понтона, было превращено станичниками в неприступную крепость с толстыми каменными стенами.
Но тут судьба, по неизвестному капризу, сыграла свою роль. И он сам, Константин Иванович Ермаков, что сейчас стоял у окна вагона, когда-то отставной офицер ВДВ, ставший военным министром новоявленного Сибирского правительства, должен был появиться на этот свет только через сорок с лишним лет.
Рыдз-Смиглы прыснул, не сумев сдержать смех, ибо вспомнил генерала Вацлава Ивашкевича. Хотя тот был католиком, но вся армия называла его за глаза «православным». Сын участника восстания 1863 года, он всю жизнь прожил и служил в Сибири и не имел не малейшего представления о польских реалиях.
Однако коренастый военный в наглаженном френче, что выдавало в нем кадрового офицера бывшей императорской армии, не обратил на реплику «главнокомандующего» должного внимания и тем же въедливым тоном продолжил свой доклад.
— Мы не собираемся устраивать внутреннюю гражданскую войну, ее просто не будет!