— Что там плохого? — серьезно спросил Мазур. — Вроде бы все чисто…
Папа как раз под нестройные аплодисменты стоявших на площадке и вопли толпы прикалывал орденскую звезду главному инженеру-французу. Тот старался соответствовать, но на лице все же читалась затаенная (и логичная, в общем) мысль: «Лучше бы деньгами дали». Дипломатическая мелюзгла, наверняка отчаянно скучавшая, старательно изображала на лицах живейший интерес. А вот товарищ советский посол, статный, с красивой проседью на висках, лучился искренней радостью, словно новенький полтинник. Месяц с лишним прошел, а он до сих пор не мог в себя прийти от радости. Ну, так уж человеку свезло…
— Вот и спокойной ночи, — непреклонно сказал Мазур.
— Но ваше военное ремесло, как бы сказать, очень специфическое, — усмехнулся полковник.
— Ничего толком непонятно, — пожал плечами Лаврик. — Просьба к населению сохранять спокойствие и не допускать никаких противоправных действий, иначе силы правопорядка и армия будут применять оружие… Никакой конкретики, мать его… Ага! Несмотря на прискорбные — именно так! — события, несмотря на трагическую гибель Отца Нации, нация должна сплотиться, сохранить высокие идеалы независимости, суверенитета и порядка… Ну, никакой конкретики, хоть тресни… Не определились они еще с конкретикой, надо полагать…
— Вот сплошь и рядом никуда не деться от юморных моментов, хоть ты тресни, — ответил Лаврик, все так же ухмыляясь во весь рот. — Ты успокойся, все живы, только повязаны. Так вот, его сиятельство, с первого взгляда видно, был взят в плен совершенно бесчувственным. Безмятежно дрыхнет, и разит от него, как из бочки… Ага!