— Благодарю, тетушка Фелисити, — сказала я. — Должно быть, вы очень устали.
Окно было приоткрыто на дюйм, и тетушка Фелисити лежала на спине, укутавшись выше подбородка шерстяным одеялом, из-под которого навстречу холодному воздуху выглядывал только кончик ее крючковатого носа.
Шел четвертый день после Рождества, двадцать девятое декабря, если точно.
Примерно половина съемочной группы трудилась, расчищая проходы между фургоном и грузовиками.
— О, здравствуйте, викарий, — сказала я. — Извините, я только что ушибла колено о дверной проем.
Возможно, из-за того, что я щурила глаза от снега, я не сразу заметила вторую пару следов, тянущихся к двери.