«Пэ-дэ-зэ! Пэ-дэ-зэ! Пэ-дэ-зэ!» — бывало, кричали мы, катаясь по полу приходского зала, колошматя друг друга изо всех сил и заворачивая наших жертв и себя, словно толстые белые мумии, в бесконечные рулоны из бинтов.
Когда моя нога наткнулась на пустое пространство, я сделала последний отчаянный рывок к пострадавшей от непогоды свинцовой водосточной трубе, пытаясь зацепиться пальцами за ее край, но она подалась, посыпалась — практически рассыпалась в моих пальцах, — и я почувствовала, что скольжу… словно безвольный манекен… в пропасть.
Или был? Позже я поговорю с Доггером, когда у меня будет время все обдумать. Тем не менее время поджимает.
Мое сердце захотело выпрыгнуть из груди и стукнуть кого-нибудь по носу. Какой варвар-учитель посмел поставить моей дорогой покойной мамочке такую оценку?
— Ничего, тетушка Фелисити, — ответила я. — Я просто хотела кое-что спросить.
Она меня не видела. Стояла ко мне спиной и выглядывала из-за угла в вестибюль. Было очевидно, что она подслушивала тот же разговор, что довелось услышать и мне.