Он не хотел ее убивать. Ему надо было, чтобы она замолчала. Только когда она перестала биться, хрипеть, он почувствовал себя живым. Он вернул силу, которую она у него отняла.
Газа в зажигалке осталось мало. Огонек дрожал, дергался, ничего не освещал.
– Могу по роже заехать, – Вазелин ухмыльнулся, – могу что-нибудь сказать публично, в интервью. Слушай, а тебя кто-то конкретно интересует? Небось этот отстой Качалов?
– Выключи! – заорал Качалов. – Маринка, мать твою, ты слышишь, выруби его!
Сделав себе строгое внушение, Оля загасила сигарету, побежала к своему корпусу, лавируя между замерзшими лужами.
– Чтоб ты лопнул, толстая скотина, – пробормотал Марк.