Невидимая работа закипела. Бывший настройщик замер в центре уборной, опершись обеими руками на посох, закрыв глаза и перестав реагировать на окружающее. Оболиус извертелся на месте, мучимый тайной: ему было очень интересно, что же придумал неугомонный кордосец, но нарушать его транс вопросами он не решился.
- Наверное, вышел из зоны действия амулета! – догадался старик. – Куда же это он забрел?
- Эх, кто же знал, - с обидой заворчал он так громко, что даже Оболиус отвлекся от зрелища и обернулся. Такая вот ирония судьбы: есть возможность победить, но нет возможности участвовать. Увы, заявляться на «Длинную милю» было уже поздно.
- Знал бы, как чародеи забирают жизненную силу, так прямо сейчас бы выкачал из тебя все без остатка! – пригрозил он поверженному чудовищу, которое печально смотрело на него большими влажными глазами. Жизненная сила с точки зрения Искусства являлась неотъемлемой частью живого существа, а вот ману Толлеус отбирать умел. Что с того, что манослой у химеры, как и у всех прочих животных, ничтожен? Что с того, что химере мана даром не нужна? – Главное, отвести душу, поэтому искусник сформировал плетение манонасоса, которое тут же полностью высосало всю субстанцию из ауры животного.
Старик, степенно докушав и вытерев губы, отправился прогуляться. Ходить пешком не было никакого желания, но использоваться Паука искусник не рисковал – еще свежи были в памяти застенки в Беллусе.
…Толлеус смотрит на картину – искусную картину во всю стену, где нарисованные персонажи двигаются как живые. Толлеус уверенно говорит: «Первый канал» – и картинка меняется, послушная его воле. Стоп! Что-то интересное. На картине люди в одинаковой зеленой форме в молчании сноровисто потрошат маленькими ножами бесчувственного человека. Толлеус не брезглив, но отчего-то в желудке нехорошо. Один из зеленых окровавленными руками вытаскивает из тела почку. Палачи? Нет! Другой уже держит наготове новый орган, чтобы заменить поврежденный.