— Шутить изволите? Наша прекрасная полячка. Или полька? А как правильно, господин охаиватель?
— Теперь, пожалуй, уже все равно, господа, — сообщил он стоящим рядом офицерам. — Если перьями моих соотечественников преспокойно торгуют в модных лавках, вряд ли секрет сохранится надолго.
— Собственно, мы думали, что получишься именно ты.
После этого оставалось ждать. И надеяться, что ветер не переменится. Сухотин пошел к рулям. По дороге снова заглянул в моторные гондолы. Полуголые кочегары, которых было многовато, начинали постукивать зубами — топки остыли, и лютый мороз снаружи понемногу добирался и сюда.
Рассказал же свою историю только через три дня. И то — по дипломатическим обстоятельствам.
Детская логика такова: если взрослый врет хоть в чем-то — значит, врет во всем. Павел поступил просто — натянул с утра морской мундир, сказал, что едет в порт, прокатиться на яхте. Наставник сразу отстал — его от морских прогулок укачивало. А цесаревич пришвартовался к Дому-на-Фонтанке с морского фасада, приподнял голландскую шляпу с ответ на салют караульных, зашел в кабинет Виа и сделал доклад по форме, как настоящий морской офицер.