Дворец графа был здоровенным трехэтажным зданием неприятного серо-желтого оттенка. Ну, на вкус и цвет… Мне тут не жить. Интерьеры были несколько лучше, но тоже меня не затронули.
– Погоди, не пыжься и не пыхти, а то лопнешь от натуги. Пошутил я, пошутил. Успокойся… На такой простенький прикол повелся, а еще бог!
Вернулись мы в ДеПо притихшие, усталые, но успокоившиеся. Малыш был задумчив и рассеян, а Хельга так и светилась счастьем. Я прошел с ними в комнату Малыша.
– Точно, как я не обратил внимания, а посмотри, Наг, на его руки – какие грубые и потрескавшиеся! Да он голоден! Давай дадим ему поесть? Там ведь осталось?
Болт разодрал кольчугу и порвал партизану бок. Его замотали какими-то тряпками, но кровь еще шла. Я, собственно, впервые увидел, как лечит перстень. А посмотреть было на что. После того как я освободил рану от тряпок и промыл ее вином из чьей-то фляги, я надел раненому кольцо на палец и приложил к нему свой перстень. Около минуты ничего не происходило, а потом… потом кровь перестала бежать, довольно глубокая и длинная рана, пропахавшая бороздой весь бок, наполнилась розовой пеной. Пена застыла и стянула края раны. Я еще подержал перстень, но ничего не происходило.
Хлопнула дверь, и от мощного толчка в место, где спина перестает быть спиной, в зал ворвался разбойник с мешком в трясущихся руках.