– Никаких других рецептов я не помню, – негромко ответила девушка.
– И страшно тоже, – не стала скрывать Марина, глядя мужчине в глаза. – На самом деле я переживаю за ребят… – Короткий вздох. – За Беллу.
В глаза ударило солнце, а в ноздри вместо свежего горного воздуха – вонь жженого бензина. Затем Дан услышал тарахтение мотора и понял, что Секач подогнал к дверям танк.
– Все в порядке! Ты слышишь? Все в порядке!
Восход в храмовый комплекс приходил неспешно, местное солнце медленно, словно по приговору суда, выползало из-за кривой горы и появлялось во всей красе с опозданием на час, если не больше. А вот с закатом проблем не было никаких. Закат наступал по расписанию. Ползет себе солнышко по небу, ползет, а потом брык за следующую гору – и поминай, как звали. Ждите следующего дня. О сумерках говорить не приходилось: только что день, и вот уже ночь. Темная, прохладная и опасная.
Они в комнате… Нет, они в каюте – кто будет делать в комнате круглые иллюминаторы? Они в каюте цеппеля. Прямо перед глазами – придвинутый к стене стол, слева виден кусок шкафа, а справа – довольно широкая койка, на которой лежит человек со сломанной шеей. Стюард. Не вовремя зашел проведать богатого пассажира и получил перелом шеи. Тихая, почти бесшумная, а главное – совсем не грязная смерть. Нет крови, нет выделений, ничего нет. Хрустнуло что-то, и человека нет. Лежит теперь на койке богатого пассажира, вывернув голову под неестественным углом. А богатый пассажир веселится в кресле. Руки скованы наручниками, лицо разбито…