— Слезай, — велел он грубо. — Меч сдать, лук тоже.
— Будет сделано, ваше высочество. Ничего, если этот Первый Король будет… похож на вас?
— На каком основании? — спросил я. — Учитывайте, кстати, что я — сюзерен, а вы — представитель чуждого нам культа. При всей толерантности я должен вас предать костру, если будете упорствовать в язычестве и не раскаетесь в лояльности ложным богам, что не боги вообще-то, а мерзкие идолы…
— Да что угодно! — сказал я истово. — Любую дурость!.. Я дурости особенно хорошо исполняю, мне они как бы сами даются, без всяких усилий, потому что способный я, даже одаренный! С детства мне это говорили и обещали, что далеко пойду… если не остановят. И вот я, как видите, уже и до вас дошел, любуюсь, упиваюсь, блаженствую, балдею, созерцаю, млею…
— Я ценю твою жертву, — прошептала она. — Увы, мир жесток…
Я подумал, почти согласился, но что-то остановило, словно и перед троллями могу чувствовать вину, хотя вон даже перед людьми ну в упор не вижу.