— Точно формулируете, — сказал я с удовольствием. — И почему я в вас такой влюбленный, отец Дитрих?
— Некоторые вещи говорим, потому что… говорим. Так принято. А принято потому, что так надо.
В конце концов, это прекрасно — заслон против самодурства короля, но я не простой самодур, я особенный, мне абсолютная власть нужна, чтобы всех их, гадов, сделать счастливыми и привести в Царство Небесное хоть пинками, хоть приволочь за шиворот, а если кого и пристрелю по дороге, так за дело же, ничего личного.
— Постойте… И вы все это время… открываете его сами?
— Лирк, — сказал я, — отбери таких, кто способен драться. Я пойду сразу к барону, а вам достается эта шваль, возомнившая себя воинами.
— Ребята… Дык они ж мои лучшие друзья! Братаны, можно сказать, братки… Сколько мы с ними развлекались, га-га-га…