Он окинул взглядом мою потрепанную одежду, покосился на Бобика, что лег посреди комнаты и высунул язык.
Я с удовольствием ел горячую уху из рыб, что водятся в горном озере, так мне объяснили с гордостью, перетаскивал на свою тарелку хорошо прожаренное мясо, я не любитель бифштекса с кровью, а здесь как будто уже все знают о моих вкусах, странно, ел блинчики с мясом перепелок, пил прекрасное темное вино. Для десерта на середину стола водрузили горячий, парующий дивными запахами пирог, огромный, похожий на крепость из коричневого камня. Умело подрумяненная корочка треснула, когда служанка опускала пирог, из трещины вырвалась струйка одуряющего запаха. Я успел увидеть белую мякоть с орешками, но служанка убрала руки, и трещина захлопнулась.
– Дети есть дети, – сказал я благодушно, словно я уже старый дед и не бегал вот так с воплями совсем недавно. – Они и должны… э-э… шуметь. Для общего развития.
– Некрещеных, – уточнил я. – Аделька у нас крещеная, как я помню.
– Не думаю, что ее принесут в жертву сегодня, уже светает… А до завтрашней ночи много воды утечет.
На мосту простоять пришлось с полчаса. Думаю, что мог бы стоять там и до утра, веревка с камнем осталась невостребованной. Как некоторые чудаки не понимают, что заботиться можно не только о себе, любимом?