– Дети есть дети, – сказал я благодушно, словно я уже старый дед и не бегал вот так с воплями совсем недавно. – Они и должны… э-э… шуметь. Для общего развития.
– Некрещеных, – уточнил я. – Аделька у нас крещеная, как я помню.
– Не думаю, что ее принесут в жертву сегодня, уже светает… А до завтрашней ночи много воды утечет.
На мосту простоять пришлось с полчаса. Думаю, что мог бы стоять там и до утра, веревка с камнем осталась невостребованной. Как некоторые чудаки не понимают, что заботиться можно не только о себе, любимом?
Я выпустил еще с десяток стрел вдогонку, вернулся в дом и торопливо упрятал лук в мешок. Амелия рыдает, обхватив столб на крыльце, Ганс и Фриц жмутся к ней, уговаривают не плакать, но у самих по щеках бегут слезы.
Далеко за полночь, уже под утро, когда голова начала гудеть, как церковный колокол на Рождество, я поднялся, пожелал благополучной и плодотворной работы, а сам, дескать, с ног валюсь, покинул ратушу, уверенный, что и до утра будут с жаром обсуждать статьи конституционного соглашения горожан с избираемым бургомистром, где будет четко расписано, что он может, чего нет, а где ему обязаны не подчиняться и даже препятствовать.