– Тогда стрелять. Зимний дворец – это ведь не просто царский дворец. Это достояние народное. И нельзя позволить народу его разграбить. Откроем огонь.
– Нет уж, увольте, Базаров. Я такое смотреть ничуть не желаю.
…Когда Аннина привычка воспринимать Огромного Колдуна «высоким» нарушалась чьими-то словами, которые, как считалось, «принижали» Огромного Колдуна, делая его Малым Колдуном или даже Совсем Крошечным Смешным Колдунчиком, организм Анны испытывал внутреннюю истерику, нервный стресс и состояние метания – ей хотелось спастись от этого ощущения, у самки просыпалась агрессия против «нападающего», и она повышала голос, стараясь убрать неприятный раздражитель или хотя бы понизить порог раздражающего сигнала. Последнее можно было сделать, заставив Каренина «извиниться», то есть издать символический звуки, которые означали буквально следующее: «я постфактум активно «принижаю» ранее переданное сообщение и самого себя».
– «Нело-о-овко»… Я тебя зачем надысь к Тургеневым пригласил? На Базарова, что ли, смотреть? Базаров со своими лягушками уже отходит. Он был популярен еще полгода назад, а теперь его зовут все больше по старой памяти, а вскоре и вовсе перестанут. Здесь главное держаться в струе и выдумывать что-нибудь новенькое.
– Как ваш супруг, как сын? – спросил Вронский, особым образом согнув верхнюю конечность так, что своим видом сразу стал напоминать огромную кружку с ручкой.
Растерянность длилась не более секунды. Адреналин, разносимый транспортной жидкостью внутри организма юного самца, вносил сильную помеху в его мыслительные способности. Он уже не помнил, что в ближайшем будущем этот самец будет ему полезен в зарабатывании универсальных единиц эквивалента ценности. Кора мозга почти отключилась. В сию минуту Родион понимал только одно – перед ним препятствие и свидетель.