Но этот обменник оказался давно и надежно закрытым. Ни света, ни щелки, ни обязательной таблички с текущим курсом.
– Верю, – ответил я. У стены стояла здоровенная китайская магнитола с огромными хрипящими динамиками и мигающими разноцветными лампочками. Играла кассета с чем-то национальным, исходно интересным, но безнадежно испорченным переделкой в ритмы поп-музыки и качеством магнитолы. Но зато громкость звука была достаточной, чтобы спокойно говорить по-русски, не рискуя вызвать удивленные взгляды соседей. – Пахнет вкусно. Только, извини, грязновато тут.
Я протиснулся сквозь ветви, отошел немного и вернулся в реальный мир. После сумеречного холода и тишины ночной лондонский парк казался теплым и полным звуков. Где-то вдалеке слышалось тонкое пение свирели. Я пошел через парк, решив выйти поближе к своей гостинице. По пути попалась заботливо очищенная вечером урна, в которую я и сгрузил пустые пивные бутылки.
– Давно дело было? – непроизвольно подстраиваясь под стиль, спросил я.
И подцепил пальцами гаснущую синюю искорку.
Мальчишка сплюнул на руку пережеванной кашицей и стал натирать шею чесночным пюре.