Кошелевич вопросительно посмотрел на остальных членов трибунала — кажется, он начинал чувствовать себя не в своей тарелке. Представитель министра экономики подтверждающе кивнул, и полковник, очевидно нервничая, снова начал протирать свои многострадальные очки.
— Меня еще предупреждали о чем-то, — наконец признался он. — Только смутно как-то, словно сами не понимали, о чем речь… Странно! — Он повернул голову ко мне. — Местные словно и сами толком не знают! Этот лысый, с чубом на затылке — старейшина, чтоб его! — мямлит, словно на горшке со льдом сидит! — Данилыч приоткрыл дверцу и попытался сплюнуть за борт, но порыв ветра вернул плевок обратно, и водитель яростно стал тереть испачканную слюной и пылью рубаху.
Куртка выдержит удар пули, но одно попадание — и я слечу в сторону, не пройдя Переход. Одно попадание — и мотороллер по инерции сорвется с обрыва и…
— Рассказывал про город в пустыне, — продолжил разговор и маневр автопоезда Данилыч, когда штурман занял свое место, вытеснив меня на заднее сиденье-койку. — Про наводнение, про планету на полнеба… про то, что не помнит, как столько лет минуло…
Слезы хлынули из моих глаз. Я обещал, что запомню эти слова, и я их запомнил. Замечательные слова. Просто восхитительные! Вот только зачем они?
Размышляя в очередной раз о загадке состава Маниных многорядных зубов, я уселся на ящик за импровизированный стол, слабо освещенный пламенем не гаснущего очага, вытащил дробовик из кобуры, приставил к столу.