Сестра застыла в размышлении, а я, скинув куртку и гольф, побрел в одной футболке, пытаясь подняться на бархан. Солнце обрушилось на прикрытые только тонким хлопком плечи, словно вдавливая меня в песок своим сухим жаром. Увязая ногами в раскаленной сыпучей лаве песчинок, я вскарабкался к гребню бархана, чуть было не выбрался на него, да вспомнил наставления инструктора по выживанию и встал на четвереньки. Блин горелый, какой горячий песок!
— Люсь, ты, наверное, иди в каюту, — сказал я сползшей вниз сестре, когда она вознамерилась снова подняться по лестничке.
Я подошел к штурману. Выглядел он действительно не ахти, и стало ясно, что на ноги своими силами он вряд ли снова поднимется.
Приближаясь судорожными рывками, какими не двигаются теплокровные животные, по улице, перебираясь через брошенные автомобили, даже прямо по стенам домов ко мне подбиралась членистоногая смерть. Их было немного, да и не очень крупные твари были: где-то около метра в диаметре, но я понимал, что задержать их у меня вряд ли получится. Особенно с тем боезапасом, что у меня с собой был. Хорошо, что, снимая защитный комбинезон, чтобы ничто не мешало бегу, не сдерживало, я все-таки не поленился сунуть пару двойных обойм в карманы жилета «личного медика» и заменить расстрелянный магазин модульного гранатомета. Да, это немного. Можно сказать — ничтожно, по сравнению с тем, что надвигалось на меня из воспаленного чрева города-покойника.
— Нет у меня больше оружия. Если хочешь, можешь консервными банками в неприятеля кидаться. Только не мешай.
Имар невозмутимо сидел в углу на каменном лежаке и жевал лепешку. Ему-то уж точно нечего было переживать: на Пионе его ничего хорошего не ждало, да и не собирался он, по-видимому, туда возвращаться. Ками продолжала наблюдать за мной, и на ее личике тоже не было никакого смятения. Видимо, шебекские трущобы и технические туннели тоже спокойно переживут ее длительное отсутствие.