Доктор Пиппец, понял Глеб, — сетевой хулиган. Ну и ладно, пущай буянит. Лишь бы не тролль. Но кому надо троллить Глеба?
— А я не знаю что, — строптиво дёрнул плечом Дорн. — Я знаю только то, что этот результат — продукт виртуальной реальности, где нет объективного и субъективного. Иван Ильин писал, что сознание верующего в идеале имеет тождество: субъективно — воспоминание, объективно — воскрешение. Воскрешение мёртвых вообще и Христово воскресение в частности — базовая вещь для христианской мистики. В виртуальной реальности мы видим мир абсолютного воплощения: существует всё, в том числе и воскрешение. Но такой мир нужен лишь носителю наивного сознания. Может, оно лучше нашего. Это ведь оно придумало Христа, а он — идеал. Но его воскресение — не знамение бога единого и вездесущего, иже еси на небеси, а скорее намёк, что Царствие небесное и виртуальная реальность — это одно и то же.
Глеб терпеливо пережидал все возрастные экскурсы Генриха Ивановича и в мемуаристику, и в культурологию, и в философию.
— По легенде, чтобы спастись от чумы, надо поймать демона чумы Абракадабру и посадить в человека, который затем выпустит демона на свой город и исцелится, хотя и станет Королём-Чумой.
— Нас Гермес после похорон и познакомил, — пояснил Глеб.
Апелляция к фильму «Матрица» для Глеба как-то снизила драматизм положения Генриха Ивановича. Контактом бытового и сакрального телеком напрочь уничтожал сакральность: всё вокруг оказывалось бытом. Ну, это как для реаниматологов чужая агония — своя рутина. Или как рядом с чумным больным все здоровые тоже становятся зачумлёнными. Глеб лукавил, цитируя Пастернака, потому что именно телеком был коммуникацией системного фарисейства.