— Все твое. И смотри съешь все, до последнего кусочка. Возможно, в конце даже вкус почувствуешь, — сказал Ваймс. — Итак, ты говорил о женщине.
Жаль только, стражники так сильно отличались ростом. Никому не под силу было бы одним взглядом охватить строй, на одном фланге которого стоял Букли, а на другом — Масхерад. Коротышка Букли однажды даже получил выговор за то, что, стоя навытяжку, смотрел сержанту в пупок, а не в глаза, смотреть в которые ему было не под силу. Масхерад, напротив, всегда первым из патрульных узнавал, что начался дождь. Чтобы видеть эту парочку одновременно, не рискуя заработать сложную форму косоглазия, нужно было стоять очень далеко от строя.
— Говорят, он играет на средней лютне, — сказал Хэвлок.
«Может, даже запах вернется, — подумал Ваймс. — И над уборной снова будет окно, которое можно открыть, стукнув в нужном месте. Новые стражники, но старые фокусы…»
Ваймс вздохнул. Гнев прошел, оставив безнадежную пустоту внутри. Ваймс бездумно смотрел на необычные каменные горки, занимавшие большую часть сада. Они выглядели странно знакомыми. Он прищурился.
«О да, настоятель будет очень недоволен. Если узнает, конечно», — мысленно добавил он, пока шел назад к двери, маячившей в чистом поле. На сей счет настоятель выражался весьма недвусмысленно. Глава исторических монахов (Людей в Шафрановом, Монастыря-Которого-Нет… имен у них много) никогда бы не разрешил ничего подобного, и он приложил немало усилий, вдалбливая это в голову Лю-Цзе. «Но если ты все же решишься на такое, — добавил тогда настоятель, — очень надеюсь, что Историческая Неотвратимость победит».