«Персея… — эхом отдается в скалах. — Се-я-я…»
Цвет лягушечьей шкуры. Цвет яблочной кожицы.
Амфитрион улыбался. Всем и каждому. Возничим и их лошадям. Тритону. Дядям. Маме. Хлопал по плечам соратников, охранявших обоз. Война закончилась. Он дома. Все хорошо. Все замечательно! И пусть кто-нибудь вспомнит ему дедушку Пелопса! Пусть кто-нибудь скажет, что он — проклятый!
Искры вьются вокруг деда огненной мошкарой. Кружатся роем падучих звезд. Очень хочется бросить взгляд в небо. Удостовериться: на месте ли созвездие Персея? Но страшно: отвлекись, и дед исчезнет.
— Потонули? Ну да ладно, тебе ладьи не строить. Твоя стройка — море. Была ладья пилосская, стала тафийская. Была эвбейская, стала тафийская. Была с Крита, да сплыла…
От кромки прибоя, оскальзываясь и увязая в сыром песке по щиколотку, к нему спешил лохматый парень.