Сам центральный проход был вымощен кирпичом и сейчас ремонтировался. Небольшой участок был огорожен бечевкой, и там двое в простых холщовых портках и длинных рубахах подновляли песчаную подушку. На лицах у обоих виднелась татуировка, причем татуировка фигурная, плотная, покрывавшая почти всю кожу, — не слово «НЕГР», выбитое клеймами. «Природная», так сказать.
Я отходил все дальше и дальше, не отрывая взгляда от стаи тварей, старясь больше ни обо что не спотыкаться, не падать, не отрывать от них взгляда и не показывать паники. Не знаю как, но я понял сразу: побеги я — и вся стая кинется за мной. А шансов отбиться от них у меня около нуля или чуть меньше. Ружье, ружье в машине было… Где моя машина, а? Ну куда она, мать ее в душу и крест в гробину, делась? Ружье, «макар» с коробкой патронов… Я ведь всем этим пользоваться умею, могу других поучить. Ну где оно все, когда его так не хватает?
— Церковь деньги на это дело собирает, сбор специальный, «полонный». Вот и выкупают зачастую кого могут.
— Видишь, и я нашел, — чуть кривовато усмехнулся он, а затем нажал на кнопку включения аппарата. Проиграла негромкая мелодия, на экранчике соединились руки. — Видишь как? Даже разрядиться не успел. Мобильный телефон, насколько я понимаю?
Но тут что-то шарахнуло в задний фальшборт с такой силой, что пробило доску навылет, а затем со страшным визгом отрикошетило от чугунной швартовочной утки, еще и расколов ее пополам.
— Где ничего, а где пока и не был никто, — пожала она плечами. — Людей мало, едва успевают справляться с той землей, что у них есть.