— Это Олимп! Клянусь молотом Гефеста, Олимп, и все тут!
— Богами не становятся. Богами рождаются!
Кто бы узнал мрачного, вечно угрюмого Персея в счастливом безумце, пустившемся в пляс? Руки-крылья, ноги-крылья, жесты-молнии. Вакханки, те еще плясуньи, сдохли бы от зависти. Косматый с изумлением следил за танцором. В спутанных волосах Косматого горели светляки. И в бороде — тоже. Зеленые, тусклые искры. Сегодня в сыне Зевса и Семелы-Фиванки не было ничего от женоподобного юноши. Он походил на древнего хтония, выбравшегося из недр земли с единственной целью — поглазеть на ликование божества.
Персей остался на месте, но почудилось — рывком приблизился, хватая Кефала за грудки: «Говори!» Ветер стих, боясь пропустить хоть слово. Кефал развел руками, словно прося прощения.
Напыщенность слов смутила мальчика, и он закашлялся.
— Придурок! — глотка Данаи превзошла все ожидания. — Это Акрисий, мой отец!