Вчера еще Аннехара думал, что не понимает Орвье вовсе — а сейчас душа его раскрылась перед великим аргином с несомненной и полной ясностью. Дело, говоришь, срочное? А Лерметт занят? Так ведь он и для меня занят. Покуда он не разберется с этим своим Казначейством — чем бы оно ни было! — мне до него добраться не проще, чем тебе. Твоему срочному делу придется ждать ровно столько же, сколько и втайне от меня... нет, не потому ты решил прийти ко мне за советом. Нет, ты не солгал, ты сказал мне правду — вот только не всю. Дело у тебя, и верно, срочное... и ты боишься, что твой сверстник беспечно отмахнется от того, что ты сам полагаешь важным. Что он хлопнет тебя по плечу мимоходом и уйдет. А ты останешься стоять, связанный по рукам и ногам своим всегдашним неуклюжим восхищением, и предатель-язык только назавтра найдет те нужные, верные, убедительные слова, которым уже не суждено никого убедить, потому что их время миновало. Тяжело, когда твой ровесник блистателен и недостижим, словно звезда с небосклона — как обратиться к такому запросто? А вот обратиться к тому, кто старше, да еще и за советом — к такому ты привык, верно? Нерги так близок тебе годами и воспитанием, что заговорить с ним о чем-то важном впрямую невыносимо мучительно, почти невозможно. Зато степной чужак зрелых лет, наверняка старик по твоим меркам, так далек от тебя, что заговорить с ним гораздо легче.
— Аккарф был прав, — расхохотался он, когда эльф закончил повествование. — Ты напрасно скромничаешь. На Верховного предстоятеля в храме политики ты, может, и не потянешь, но уж на Старшего — наверняка.