— Не насиловать, а воспитывать, — с достоинством ответил Кэссин. — Возвышать до должного уровня.
— Рад видеть вас в добром здравии, — произнес король, когда Юкенна выпрямился. Голос у него был низкий и сильный — голос военачальника, привычный перекрывать большие расстояния, но без обычной для командира профессиональной хрипотцы. Хотя говорил король негромко, слышно его было во всех концах огромного зала.
Кэссин от изумления выдохнул так резко, словно его огрели по лицу мокрым полотенцем. Он ведь семена испортил. И ступку дорогую разбил. Он провинился. Проштрафился. И за вину свою мог ожидать многого — но никак уж не горячего завтрака!
Хотя он что-то такое говорил, что здесь, в месте средоточия Гобэя, он не может воспользоваться своей силой по причинам, пониманию Гобэя недоступным... а вдруг он и на сей раз не солгал? До сих пор Гобэй еще не слышал от пленника ни единого слова лжи. Ему случалось перехлестнуть через край — но не солгать. Да знает ли он вообще, как это делается?
— Салага ты, — пренебрежительно протянул Мореход. — Когда это мы столько рыбы приносили, да еще так быстро? Перед штормом рыба к песчаной косе сбивается. А штормяга здоровенный, столько ее сегодня там было — в уме помрачиться можно. Хоть голыми руками из воды выбирай.
— Скорее всего шторм стороной пройдет, — продолжал рассуждать Мореход, — хотя наверняка сказать трудно. Если мимо пройдет, тогда у нас вечером работы будет навалом. Сейчас кораблей нет, потому как их шторм задерживает. Пока они из него выберутся... ну а если к вечеру и здесь заштормит, тогда, ясное дело, никто ничего разгружать не будет.