Гобэй не прерывал пленника. Он словно к полу прирос, да так и стоял, судорожно хватая ртом воздух. Возможно, если бы пленник насмехался... но в голосе Кенета звучала усталая печаль, и она запрещала кому-нибудь еще произнести хоть слово.
При виде Кэссина стражник мигом опомнился, вскочил и явно хотел что-то сказать в свое оправдание, но смешался и замолк. Кенет же, напротив, улыбнулся как ни в чем не бывало и поздоровался.
Король Югита остался подле мертвого тела в одиночестве. Рядом с ним валялся листок, не замеченный Кэссином. Синий отпечаток ладони на оборотной стороне храмовой записи медленно темнел, а потом почернел. Но король и не смотрел на него.
— А ради чего? — Кэссин непонимающе воззрился на Гвоздя.
А за изгородью возвышался... нет, не замок, а дом — но какой дом! На розовом фоне темно-бурые и черные прожилки сплетались в восхитительный узор: вот таинственный лес сплел сучковатые ветви непреодолимой преградой, вот морская волна разбивается о скалистый берег, а вот полосатый тигр притаился в густых зарослях... просто глаза разбегаются! Смотрел бы и смотрел. У мамы была маленькая шкатулочка из такого камня... и очень маленький Кэссин любил, утащив шкатулочку из темного ящика, забраться с ногами на постель и подолгу разглядывать замысловатый узор на ее поверхности... а теперь мамы нет, и шкатулочка перешла невесть в какие руки... а Кэссин даже и не знает, из какого камня она была сделана...
— И очень скоро, — заверил его Кенет. — Потому-то мне и нужно сделать ему обещанный подарок. Чует мое сердце, скоро он ему понадобится.