— Ты что... и в самом деле стирать будешь? — недоверчиво произнес Кэссин.
— Нет, — злясь скорей на самого себя, чем на приятеля, ответил Покойник. — И не получится. Здесь негде установить свечу, чтобы свет падал так, как нужно.
Отвлечь внимание? Вынудить думать не о том, что следует сделать, а о том, почему Юкенна ведет себя настолько странно?
— Нет, я не заставил забыть нас, — покачал головой Кенет. — Но вспоминать нас будут примерно так: «Этот длинный оборванец»... «худой такой парнишка»... «а, эти двое, которые привезли племянника господина лекаря?..» «воспитанный юноша, что и говорить, и голос у него приятный...» Как полагаешь, по такому описанию можно опознать хоть кого-нибудь?
— А кто сегодня должен рыбу жарить? — тоном провокатора осведомился Килька. Он был счастлив, что сегодня эта многотрудная миссия выпала не ему: ловить рыбу он умел и любил, а вот чистить ее, потрошить и жарить... нет уж, дудки!
И ведь не скажешь, что Кэссин особенно изменился. Разве что проницательности заметно поубавилось. Прежний Кэссин был сыном вельможи, любимцем отца и старшего брата. А вельможа, лишенный проницательности, в море столичных интриг камнем пойдет ко дну. Конечно, любящие брат и отец делали все, чтобы добавить это необходимое свойство к его дерзкому мужеству и достойной изумления искренности. А этот Кэссин высокородным происхождением похвалиться не может. Как ни школил его Гобэй, а манеры у Кэссина — как у небогатого горожанина. Сколько бы он ни пыжился, пытаясь корчить из себя будущего великого мага, но все его обхождение обличает в нем сына мелкого торговца или ремесленника так же явно, как в Кенете сквозит деревенский простак, привычный грядки вскапывать, а не заклятия творить.