— С мечом набезобразил ты, и только ты, — заключил я и лишь теперь позволил себе слегка улыбнуться. — И отбил меч от моей груди тоже только ты.
Никогда мне не забыть этой чудовищной, равной ужасу красоты. Замок Майонов словно вздохнул и потянулся вверх, к рассветным облакам, туда, в летящее золото, в розовые и рыжие пряди небес. На какое-то мучительное мгновение он завис между небом и землей, распахнув двери от недоуменного восхищения — и лишь затем обрушился всей своей грузной тяжестью вниз, потрясая землю. Запоздалый грохот прокатился над нами, и тучи пыли ринулись вверх, в тот же самый рассвет, чтобы воссиять его отраженным румянцем.
— Только не вздумай по братски огреть меня промеж лопаток, — предупредил он. — Больно все-таки, хоть и зажило.
— Чтобы прогнать с глаз долой? — подхватил Тхиа. — Нет, что ты! Избавиться от сына только оттого, что не любишь его... нет. Это недолжное поведение. Недостойное. Отец всегда поступал достойно, — на последнем слове Тхиа сделал едва заметный упор. — Нет, за школу я благодарить должен Шенно.
Все не его... и ничьи... и я ничей... я — не я, и личина не моя... как же причудливо мешается говор в устах этого мальчишки — век бы слушал... вот закрою глаза, и так и чудится: не он это — я сам говорю. Только жизнь — да, жизнь другая, а слова... кто это говорит — он или я? И... который я?