Обеда я этого во всю свою жизнь не забуду. И не потому даже, что я за этим столом ни крошечки не съел, ни капельки не выпил. Мы ведь с Тхиа как решили, так и сделали. Юный наследник в знак своей скорби пост держит, а его неожиданно вельможный спутник, тот и вовсе животом захворал — непонятно, как еще и жив, бедолага. Роль больного далась мне без труда. Все ж таки целый день мы с Тхиа мотались, как соленые зайцы, без передышки, проголодались изрядно, и от запаха многочисленных яств у меня в голове мутилось. Наверное, я был достаточно бледен, чтобы не вызывать подозрений. Все правильно: раз уж ты желудком страдаешь, так и выглядеть изволь соответственно. Тхиа в тот вечер тоже особым румянцем не отличался. Какое там! У него даже щеки слегка запали, он заметно осунулся. По общему мнению — от непомерной скорби. Я-то видел, какой страшный... нет, не внутренний жар, как говорят обыкновенно, а внутренний холод пожирает его. Душа Тхиа звенела, как льдинка, отзываясь на малейшее прикосновение. А уж прикосновений, дуновений и сотрясений в тот странный вечер было более чем предостаточно, и я не мог отделаться от наваждения: все мне чудилось, что поверх стука мисок, звяканья кубков и возгласов пирующих плывет неумолчно тревожный ледяной звон.