Зайдя за прилавок, он отрезал четыре толстых куска ржаного хлеба и щедро намазал их маслом. Потом двинул вбок стеклянную дверцу холодильника и взял с одного блюда два ломтика плавленого швейцарского сыра, а с другого — три куска ветчины.
— «Крайслер-империал». Огромный, собака, длиной с товарный вагон.
— Ну что ж. А где Эллен? Почему не слышно ее писклявого голоска?
На Клам-хилл давно уже пели петухи, я и слышал это и не слышал. Мне хотелось еще побыть в Убежище, посмотреть оттуда на восход солнца.
— Спасибо тебе, Ит, — сказал он. — Да, на это я смогу продержаться целый день, а может, еще и ночь. — Он заметно оживился от одного предвкушения.
Побыв так в полном одиночестве, я задул свечу и пошел домой. Вилли сидел в своей полицейской машине на Главной улице и еще не спал.