— Ну, неважно. Он мне рассказывал такой анекдот. Когда Панчо попал на север, он завел станок и печатал сам деньги, бумажки по двадцать песо. Напечатал такую тьму, что его люди их считать перестали. Тем более что в счете были не слишком сильны. Брали их на вес.
— Что за чушь! Я даже не знаю никого, кто бы там состоял!
— Постройка на совесть, — сказал он. — Гладко, мягко, крепко и приятно.
Я бы мог заметить на это, что он и на дежурстве не терял времени, но промолчал и пошел дальше.
Весь взмокший от страха, я лежал в сером предутреннем сумраке и слушал, как затихает вдали мерное жужжание веретен зла. Мне кажется, нет теперь человека, у которого не гнездился бы в теле этот страх — не в душе, а именно в теле, глубоко под кожей. Дело тут не в самолетах, дело в том, чему они призваны служить.
— Мне столько всего нужно тебе рассказать. Просто не терпится.