— Ну, само собой. Хоули, да что с вами? Совсем рехнулись? Это, наверно, освещение такое. Физиономия у вас какая-то зеленая. А я тоже позеленел? Уж не собираетесь ли вы отказываться?
— Почему Страстную пятницу называют Великой?
— Да, останусь-ка я лучше при своей бакалее.
— Правильно. Генри Клей. Речь, произнесенная в тысяча восемьсот пятидесятом году.
— Если знаешь, что говоришь, или хотя бы думаешь, что знаешь, говори громче, — кричал он.
Пришла моя очередь, и я рассчитывал обойтись двумя-тремя обдуманно бессмысленными фразами о так называемом «Бостонском чаепитии», но не всегда у нас получается так, как мы предполагаем. Неожиданности выскакивают, не спрашивая нашего разрешения.