— Это русалка. У нас договор: я ее снабжаю кое-какими веществами, а она за меня держится, обеспечивает влагой, не дает умереть. Иначе бы я не могла так долго ходить посуху.
Черкнув записку для Дэвида и Лубламая, он проверил, насколько надежно заперта клетка с гигантской гусеницей. Затем спустился по лестнице и, приколов записку к двери, вышел на улицу, напоенную ярким дневным светом.
Милиционеры на крыше, увидев эту сцену, оцепенели от ужаса.
— Дай мне передохнуть, милая, — пробормотал он и даже изобразил улыбку. — Господи! И все это ради науки? Приготовь камеру… Отлично. Пошли.
Гаруда прошел в центр комнаты, где солнечный свет нарисовал на полу квадрат. Айзек настороженно следил за гостем. На нем, кроме пыльной набедренной повязки, не было никакой одежды. Оперение темнее, чем у Ягарека. И у Ягарека не было пятен на голове. Движения пришельца были донельзя скупыми — мелкие, резкие, с паузами, в течение которых он напоминал статую. Склонив голову набок, он долго смотрел на Лин.
После она снова взмыла, опьяненная запахом. Она парила в поисках центра города, кружила, медленно приближаясь к гигантскому архитектурному массиву — вокзалу на Затерянной улице. Она упорно двигалась на запад, пролетая над Каминным вертелом и кварталом красных фонарей, над бесформенным пятном торговых палаток и мерзких лачуг, называемым Вороном. Позади нее, взвихряя воздух, словно ловя его в западню, возвышалось темное здание парламента и милицейские башни Страка и Барсучьей топи. Тварь неровными скачками летела над линией подвесной дороги, которая соединяла эти более низкие башни со Штырем, маячившим над самым западным ответвлением вокзала.