Марфа и Матвей все еще спорили о том, как нужно было назвать полосатого.
Из одежды на нем были только широкие белые штаны. Загорелое тело блестело от пота. Матвей кружился по лужайке плавно и в то же время быстро и поочередно выбрасывал вперед и вверх то правую, то левую ногу. При каждом ударе он издавал тот самый звук, который Маша приняла за кашель.
– В больницу вам надо, барышня, – вынес Золотарев свой вердикт. – Цыплячьи косточки вправлять и сращивать. Эх, не костоправ я, не костоправ!..
Маша снова вздохнула. Это утро обещало стать утром тяжелых вздохов.
Маша прошлась мимо картин, отмечая, что у матери появилась новая, свободная манера письма. Неудивительно, что ее работы пользуются спросом. Наверняка их покупают туристы, желающие увезти с собой пойманные на холсте впечатления о старом городе.
«Это вопрос твоей репутации, милый, – мысленно поправила Маша. – Ты хочешь доказать Марфе, что можешь справиться с любым ее поручением».