Отпыхался Шухов пока, оглянулся — а месяц-то, батюшка, нахмурился багрово, уж на небо весь вылез. И ущербляться, кесь, чуть начал. Вчера об эту пору выше много он стоял.
— Эй, фитили́! — и запустил в них валенком. — Помирю!
Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три.
Днём его вызовут без помех, хоть три часа держи, никто не видел, не слышал.
Прикурил в сенях и вышел на крыльцо. «Волчье солнышко» — так у Шухова в краю ино месяц в шутку зовут.
— Гражданин начальник! А иначе его не вымоешь. Въелась грязь-то…