— Не ожидал вас тут увидеть — и рад тому, что приехали. Не опасаетесь такие прогулки устраивать? — спрашиваю оживленно вертящую головой Валентину Ивановну.
— Не очень, если честно. Я ведь не философ, а обычный лекарь. Для меня понятие жестокости достаточно размыто, больным часто приходится делать больно для их же блага. А уж бесчеловечность — это вообще понятие, не имеющее точных критериев.
— Вот-вот, у Альфьери всего шесть мулине, а мне кажется, что это слишком скудно, да и у Сильвера… — радостно говорит омоновец.
— Ну, там все-таки первая волна чистильщиков прошла. Так что если и будет кто мертвячный — так единицы.
— Кто б говорил. Я последние дни работал, как бирманский слон. Здесь — этим спасенным не лечение нужно, а уход. Самое то для меня — водичкой поить, с ложечки кормить, штанишки поменять и одеяльцем накрыть…
— Так я и пустил бы эту тупую обезьяну к пулеметам!