Толпа, недавно буйная, безмолвствует. Но вот чья-то изящная ручка отцепляет с мантильи розу, и та летит под ноги героям фландрской армии.
Слышны неуверенные шаги купца, тяжелые, как гири башенных весов, и такие же размеренные незваного гостя.
Перуанец собирается возражать, но Ана резко кивает.
– Послушай, к чему тебе пытка? Скажи сейчас, кто тебе заплатил! Если я возьму тварь раньше, чем та смоется из города, тебя и пытать-то не придется. Повисишь на дыбе, совсем как свидетель. Почти не больно. И к гарроте пойдешь своими ногами, умрешь, сидя на стуле, как порядочный католик. Замолвлю словечко… А нет, так все равно запоешь. Раньше, позже… Только если мы упустим нанимателя, тебя, дружок, придется сжечь. Вместе с еретиками. А там – закопают, выроют, вывезут к Санлукару камбалу кормить… Тебе такого надо?
Корабли воюющих стран расходятся, вежливо салютуя флагами. Флейт с рычащим львом на носу принимает ближе к норду, пинасса с маленьким шатром на корме разворачивается на зюйд-вест. Хлопает под встречным ветром парус, отбрасывает со лба выбившиеся из косы каштановые пряди. Лицо Руфины исполнено навощенной кастильской вежливости. Одна рука поглаживает пушку, другая заложена за спину, пальцы скрещены на удачу, но команде стоит верить, что капитан в них уверена.