– Нет, – сказал тогда Мецишевский, – я города не жгу. Что еще? Мины?
На пятнадцатый день после того, как Чарлстон узнал об окончании войны – для Юга, несомненно, победоносной, раз он сохранил свободу, – она задержалась в порту чуть позже обычного – до самого заката. Как раз достаточно, чтобы увидеть, как, растопырив крыльями бабочки косые паруса, что заменили в долгом рейде разбитую машину, в гавань Чарлстона бесшумно влетает «Гаврило Олексич» с тремя «Ныряльщиками», висящими вдоль бортов на шлюпбалках. На всех шестнадцати узлах! Звонко ахает единственная восьмифунтовка – для салютов ее и ставили! – и сонная, мирная батарея Грегга отвечает воскресшим героям!
– Нужна только подпись президента, и я – заметьте! – ее легко получу. И – хорошо сказано: «За вклад в обеспечение победы при Метаморосе»… Вот так, – он замялся, переходя на выспренний стиль: – Полагаю, получая высокую награду, вы не забудете еще раз упомянуть плодотворное сотрудничество со службами и кораблями нашего флота?
А по улицам города идут, сменяя друг друга, виргинцы, луизианцы, техасцы, каролинцы… Город рад, и почти над каждым домом реют флаги с косыми крестами. Но вот над этим – на маленьком балкончике – звезды и полосы.
Там, за невысокой стеной, возникло движение, и огонь северян ослаб. Джексон не знал, что там случилось, но голос его вырос, заполнил собой ту полоску, что осталась от пройденных наискосок равнин преисподней. Опасность словно исчезла, и даже гибель товарищей порождает лишь холодное желание дойти. За всех, кто не пересек поле.
Кажется, враг атаку на порт не то что ждет – провоцирует. Корветы отгоняют приставучего разведчика с ленцой, словно от мухи отмахиваются. Войска поднимаются на транспорты с торопливостью заартачившегося мула.