«Идеально было бы, если б она согласилась отомстить мужу. Месть… почему бы и нет? Плохо, что это не в ее духе, но никогда не знаешь, на что способна оскорбленная женщина. Тогда все просто: мы с ней готовим план, затем я сдаю ее Кириллу и наблюдаю за развязкой.
Восьмой беспрестанно говорил что-то негромким монотонным голосом, и от его монотонности Кириллу хотелось либо заснуть, либо заорать. Он не вслушивался особенно в произносимое, потому что и так знал, о чем идет речь: сначала Сенька нудел, что не нужно обижать Вику, затем вспоминал что-нибудь из своей тюремной жизни и, наконец, издалека, очень осторожно заводил речь о деньгах. Повторялся их разговор в ту последнюю поездку раз за разом, словно при переключении каналов Кирилл попадал на одну и ту же радиостанцию.
Одиночки не выживают нигде, и я не собирался противостоять всем — так поступают только дураки. В бабкином дворе была неплохая компания, к которой я примкнул, и летом мы решили подработать на заправке мойкой машин.
Сергей Бабкин насчитал шестнадцать жилых домов и около двадцати прочих. Под «прочими» подразумевались сгоревшие, брошенные, состарившиеся и осевшие без хозяев жилища, беспомощно протягивавшие из-под проломленных крыш сгнившие доски.
Познакомились они закономерно, на дне рождения у общего знакомого, а вот сошлись ближе почти случайно: занимались в одном конно-спортивном клубе. Лошадей Кручинин любил до дрожи, и своего коня Антея всегда чистил сам, не подпуская конюхов даже близко к диковатому жеребцу. Он приезжал в конюшню три раза в неделю, проводил там по нескольку часов, и презрительно косился на тех, кто рассматривал лошадь только в качестве ездового животного.
— Это же зиц-председатель… Тот лох, который сдох в тюрьме! Придурок!