— Это же зиц-председатель… Тот лох, который сдох в тюрьме! Придурок!
Как же они кричали на нее тогда… Какими словами называли! До сих пор, вспоминая об этом, Таня заливалась краской и съеживалась, как будто ее били. Основная претензия родителей заключалась не в том, что их дочь собирается в девятнадцать лет родить ребенка без отца, а в том, что после этого она бросит их на произвол судьбы с инвалидом, а сама будет устраивать свою судьбу.
Не зажигая света, опустилась на пол возле дивана, поджала колени и начала раскачиваться, глядя сухими глазами в окно, за которым оседали сумерки.
Он был очень крупный, ростом почти со щуплого Сеню, но при этом вялый — опущенные плечи, слишком длинные руки, висевшие плетьми вдоль тела. Покосившись на него, Сенька все-таки забрался в шалаш, вытащил из сумки полотенце — Кручинин даже не проснулся от его возни — и вернулся к парнишке.
— Милиция… — прошептала Таня, оборачиваясь к нему. В глазах ее застыл ужас. — Господи, Данила… Они тело нашли…