«Ты ничего не знаешь о своем муже, — повторил сочувствующий внутренний голос то, что говорил ей раньше. — Ты ни о ком из них ничего не знаешь. Что они делают, когда тебя нет дома? Кто из них прячется, а кто ходит в магазин? Женщины знали, что Артур убил старика? Не могли не знать, ведь так?»
«Хватит паниковать, — приказала себе Катя, слезая с подоконника. — И ныть. Ничего страшного не происходит. Плохо, конечно, что приходится маме врать, но это для того, чтобы она не беспокоилась. Вот пройдет год, вернемся обратно в Ростов, и тогда…»
— Нос от всего воротит, привередливая. А муж-то у нее ничего мужик, только болезный какой-то. Сидит, на солнце греется. Точно ящерица. Мамка с батей головы сломали, что бы ей подарить — у нее день рожденья скоро.
— Что за дама? И зачем нам мелкая работа? Пусть крупную предлагает.
Совершенно незнакомые ему отцовские чувства дали себя знать, как будто природа решила подшутить над Шаньским, презрительно называвшим детей «мое потомство». Никита улыбался его шуткам, смеялся, когда смеялась мать, и даже сам рассказал пару историй из своей жизни. Юрий Альбертович любовался им — его нежным розоватым румянцем на щеках, гордой посадкой головы, безупречно очерченной линией губ.
— Да отпусти ты его, — сказала мать отцу совсем другим тоном. — Вишь, кажись, понял.