— Где Холли? — спросил я, не заботясь, нормально ли звучит мой голос.
— Знаю, — сказал я. — Знаю. — Я представил Холли, разметавшуюся в постели наверху, залитую слезами, и вспомнил ночь, в которую мы зачали ее: низкий торжествующий смех в горле Оливии, пряди ее волос, намотанные на мои пальцы, капельки пота на ее плечах.
— Фрэнсис, а ты вообще как себя чувствуешь? — озабоченно спросила Джеки.
— Мне не нравится физиономия этого парня. У него нет подбородка. Никогда не доверял людям без подбородка. — Я распахнул холодильник и заглянул внутрь.
Я так ничего и не заметил, а следовало бы, давным-давно. Почти пятнадцать лет я и сам оставался в живых, и берег жизнь своих мальчиков и девочек, потому что никогда не пропускал ни единого признака опасности: острый запах горелой бумаги в комнате, грубые нотки в голосе во время обычного телефонного разговора. Ужасно, что я пропустил эти признаки у Кевина; и был просто обязан заметить их у Холли. Я должен был заметить их, словно зарницу вокруг мягких игрушек, словно отравляющий газ, заполняющий маленькую уютную спальню… Опасность!
— Ты просто кладезь знаний, — сказал я. — Удалось хоть разок забраться к Линде Дуайер в лифчик?