Я вышел, прежде чем хоть кто-то нашелся что сказать. На темной улице горело только окно в доме Дейли и еще одно — в квартире волосатых студентов; все остальные обитатели Фейтфул-плейс или спали, или сидели у нас. Нестареющий голос Святоши Томми доносился через освещенное окно нашей гостиной: «И пока домой ехал сам не свой, грызла сердце мое беда: ведь, в конце концов, этих храбрецов не увижу уже никогда»…