Улица затихала, готовясь к ночи. Телевизор бросал дрожащие отблески на стену Дуайеров; откуда-то сочилась музыка — сладкий и страстный женский голос нес свою боль над садами. В окне номера седьмого мелькали разноцветные рождественские огоньки и пухлые Санта-Клаусы; один из нынешнего выводка подростков Салли Хирн проорал «Ненавижу!» и грохнул дверью. На верхнем этаже номера пятого яппи укладывали ребенка: гордый отец принес его из ванной в спальню, подкидывал к потолку свое сокровище в белом халатике и фыркал младенцу в животик; счастливая мать смеялась и, нагнувшись, встряхивала одеяльца. Через дорогу мои родители, вероятно, немигающе уставились в телик, и каждый по отдельности погрузился в глубокую думу: как досидеть до сна, чтобы при этом не пришлось разговаривать.