Командир полка со своим штабом полковыми службами от передовой находился в пяти, шести верстах. Но дело тут не в том, где кто сидел. Они ведь все себя считали непосредственными участниками войны. Что считали! Они даже похвалялись, что эту и эту деревню брали лично они. И даже дату освобождения деревни определяли, когда на саночках въезжали туда.
Мы осторожно перемахнули через дорогу, обогнули кусты, сделали короткою перебежку в лощину и, пригибаясь, добежали до бугра.
Я открыл глаза, кругом было тихо, подводы не двигались, колеса не скрипели. День или ночь стояла, трудно было сказать. Помню только, что нас на носилках куда-то понесли и опустили. Помню смутно, что мы несколько часов лежали в коридоре, потом в светлой перевязочной над нами манипулировали люди в белых халатах. Меня о чем-то спрашивали, я что-то отвечал на вопросы.
Солдаты четвёртой роты, оставленные в обороне на насыпи выделили инициативную группу и послали к нам на переговоры насчёт кухни узнать, — "Узнаете что и как! Нельзя ли съестным разжиться?".
Отвернув резьбовую пробку, |Кузьма| ординарец лизнул край узкого |горла| горлышка фляжки. Может, капля осталась где |висит|. Не должно пропасть ни капли этой драгоценной влаги.
— Согласен! Пусть по-тихому поднимутся и заглянут в траншею. Им нужно знать, куда потом придется идти.