И которая заживёт без магии, без волшебства, обычным путём — за неделю, за две или за три — так же, как и ободранные костяшки пальцев брата Бронте, теперь тоже мои; как и все те синяки, переломы, ссадины и шрамы, полученные мной в битве, которую я веду всю свою жизнь,
— Твой дядя использовал тебя всю жизнь, вплоть до момента своей смерти, — промолвила я. — Клянусь тебе, Брю: никто и никогда больше не посмеет так над тобой издеваться.
— Извини, — говорит он, — мыть посуду — моя обязанность. Обычно я это делаю, как только прихожу домой.
Громила взирает на меня со злобой, которую ему надо было бы направить на своего любезного дядюшку. Мы молчим, тишину нарушают только звон колёс тележек из супермаркета да вопли мальчишки, цепляющегося за дохлого быка, над которым уже вьются мухи.
Это было бессердечно с моей стороны, это было трусливо, это было куда хуже, чем когда он сбежал от меня — в тот злополучный вечер с неудавшимся обедом. Но я же человек, как и Брю. Сработал инстинкт: мне необходимо убраться куда-нибудь подальше, в такое место, где я окажусь достаточно далеко от Брюстера, чтобы понять свои чувства и научиться управляться с ними. Я не могла позволить миру воцариться в моей душе за счёт Брю. Я должна научиться это делать сама.
В ситуациях, подобных нынешней, социальная служба готова перепрыгнуть через собственную голову, чтобы как можно скорее поместить детей к приёмным родителям. Фактически, любой, у кого полицейское досье чисто, может стать опекуном. А поскольку Гортоны уже забрали себе Брю и Коди, они в списке потенциальных опекунов стоят на первом месте. Однако выяснилось, что мистер Гортон в молодости, ещё до того, как нашёл Бога, отсидел шесть месяцев за угон автомобиля; хотя его преступление давно стало достоянием истории и Бог скушал его и не подавился, в глазах закона он запятнан. Чета Гортонов не сможет стать приёмными родителями.