Минуту спустя на лестнице раздались шаги. Это спускались слуги — кончать шпиона. Опоенного московита они застали сидящим на земле. Вид у него был нехороший, а одежда смотрелась и того хуже.
Поклонившись князь-кесарю, но глядя по-прежнему лишь на оборванца, казак вышел за дверь, почему-то осеняя себя крестным знамением.
Наступила тишина. Сверху ничего не доносилось, кроме шарканья да топтания.
— Ни в котором. — Никитин расправил плечи, приосанился. — Я не просто майор буду, а брандмайор, сиречь главный пожарный начальник. Эта служба по мне.
В первые дни бешеной скачки Автоном Львович ещё убивался из-за своего невезения, а пуще того страшился за сына. Ведь если Софья села в Кремле, она за пропавшую дочь, за стольникову измену весь зеркаловский род в пыль разотрёт — есть за что.
Отец снял с шеи образок, который собирался носить до Митиного первого похода, а там передать сыну ради сбережения в дороге и ратном деле. Теперь самое время.