Гостя никакого не было. Агриппина Львовна сидела одна. Смотрела не на клавиши, а на свечу. Замедленно, с перерывами, лился ноктюрн, и поскольку руки женщины тонули в густой тени, казалось, что музыка рождается сама по себе.
Это май месяц. Война с Европой уже два месяца как началась.
Здесь штабс-капитан вздыхает и поворачивается к кувшинам спиной.
Кажется, я не опоздал. До объяснения еще не дошло. Очевидно, вначале капитану пришлось выслушать хозяйку.
Гораздо больше меня занимали действия Кисельникова — от них теперь зависела судьба «Беллоны».
Я перегнулся через борт, не замечая, что приговариваю: «Быстрей, быстрей!»