— Много-то не накладывай. Мичмана, они прожорливые. Сколь ни наложишь, всё умнут. Я хлебца припас, после соус подберем. Вкусно!
В пяти шагах, отвернувшись от священника, стоял черный человек. Вообще-то его скорей следовало бы назвать «красным» — в ярком утреннем свете кожа супостата отливала медью, но этот невиданный оттенок вселил в меня еще больший страх.
Миска была большая, глиняная, разрисованная разными узорами.
Это было сказано не брюнету и даже не своей компании, а всей зале.
И я заглядываю в каждое, ни одно не пропускаю. Почему-то я знаю: на это времени у меня хватит.
Нос сворочен на сторону, пустая глазница ввалилась.