Жди меня, кошечка, шепнул Кейтилин отцовский голос.
— Надо, — твердо сказал Эйемон. — Будет больно.
— Это было недостойно. Я калека и потому зол. Прости меня, женщина. Ты защищала меня не хуже любого мужчины и даже получше многих.
Этого Сэм вынести уже не мог. Он встал и побрел прочь от очага, переступая через спящих, сидящих и умирающих на твердом земляном полу людей. От дыма и криков ему сделалось дурно. Раздвинув оленьи шкуры, служившие Крастеру дверью, он вышел наружу.
— Скажи: ты беременна? Говори правду, я узнаю, если ты солжешь.
— Почему ты смеялся? — тихо спросила его ночью женщина.